Вначале хотелось бы сказать несколько слов о том, как и когда Кирилло-Белозерский музей-заповедник получил права заказчика.
Долгие годы эти функции по всей стране осуществляли централизованно специальные структуры при отделах культуры либо так называемые дирекции по охране памятников. Вологодская область в этом отношении не была исключением: здесь, как и везде, права заказчика при реставрации даже самых отдаленных и труднодоступных памятников осуществляла дирекция, находившаяся в Вологде. Как правило, дирекции не были укомплектованы необходимым числом специалистов, поэтому контроль за качеством проектов и производством работ был чисто формальным и сводился к тому, что раз в месяц кто-то из сотрудников дирекции выезжал на объект для приемки работ. Музей в этом процессе почти не участвовал, т. к. изданный в 80-е годы Управлением культуры приказ о подписании музеем актов сдачи-приемки работ не имел юридических оснований, и подрядчики прекрасно это понимали. Результатом такой практики было очень плохое качество, несвоевременная сдача работ, незавершенка, приписки и т. д. Уже получив права заказчика, музей столкнулся с еще более неприятными фактами: на отдельных объектах не оказалось фундаментов, хотя по документам подводка фундаментов якобы была осуществлена. Скрытые работы, по сути дела, вообще не контролировались никем и целиком отдавались на откуп подрядчику.
Сложившиеся отношения «заказчик» - «подрядчик» очень не устраивали музей, т. к. именно ему приходилось расхлебывать все последствия дурной реставрации, не имея на то ни сил, ни средств. Поэтому с середины 1980-х годов началась активная борьба за получение музеем прав заказчика. Перипетии этой борьбы были порой забавны, порой драматичны, но результатом стало получение этих прав в 1990 г. и очень долго все функции по реализации этого права осуществлял один человек - заместитель директора по реставрации. Потребовались годы, чтобы добиться введения в штатное расписание должностей инженера, архитектора, специалиста по мониторингу недвижимых памятников.
Таким образом, музей уже 15 лет выступает заказчиком реставрационных работ в отношении памятников, находящихся на его балансе, а это три монастырских комплекса и три деревянных сооружения XV-XIX вв. Наиболее известна церковь Ризоположения 1485 г. Помимо этого древнейшего деревянного строения России, в состав музея входят церковь Ильи Пророка XVIII в. и перевезенная на территорию Кирилло-Белозерского монастыря в 1960-е годы ветряная мельница. Все деревянные памятники музея за последние 30 лет подвергались так называемой реставрации. Ильинская церковь стала настоящей жертвой этого процесса: в 70-80-е гг. вокруг нее и в ней дважды были сооружены леса, простоявшие почти 20 лет. Для установки очередных лесов в храме выпилили полы, от скопления влаги быстро сгнили и без того ветхие кровли, обрушились верхние восьмерики храма и к 2001 г. - началу современной реставрации - от многоярусного храма осталось уже немного.
С какими же проблемами столкнулся музей, осваивая новое поприще заказчика реставрации деревянной архитектуры?
Первая проблема является общей для всей деревянной реставрации - это проведение торгов. Академик Панченко в одной из телепередач о днях давно минувших как-то сказал:
«В России законы испокон веков издавались не для исполнения, а для устрашения». Современные законы в полной мере сохраняют эту традицию и закон о торгах - не исключение. Реставрация памятника, даже при условии, что он невелик по объему, длится, как правило, несколько, а иногда и десятки лет. Нам же предлагают проводить торги не на работы по объекту, а на выделенную на год сумму денег. И если побеждает предложивший наименьшую сумму, то в течение реставрации одного объекта подрядчик может многократно поменяться. Ни о какой ответственности за качество работ не может быть и речи. В ситуации с деревянными памятниками, которые зачастую находятся в удалении от больших населенных пунктов, перед каждым новым подрядчиком неизменно встает вопрос об организации производства, начиная с поисков жилья, доставки рабочих к объекту и т. д.
Трудно предположить, что при годовом финансировании в 1-2 млн. на деревянный объект в чистом поле без гарантий дальнейшей работы польстится какая-то фирма из Москвы или из другого крупного центра.
Уже дважды мы давали объявления о проведении торгов по реставрации Ильинской церкви и неизменно получали только одно предложение оттого предприятия, которое начало работы в 2001 г.
Закономерен и другой вопрос: почему мы должны отказываться от подрядчика, который профессионально ведет работы, полностью отвечает всем предъявляемым требованиям? Где гарантии, что новый претендент, предложивший наименьшую цену, не окажется котом в мешке?
В последние годы многие строительные предприятия умудрились получить реставрационные лицензии, но наличие этой бумаги не сделало их реставрационными по сути, в чем довелось неоднократно убедиться на собственном опыте.
Очень болезненной является тема расценок. Говорить о том, что бесконечно навязываемые руководством расценки 1984 г. устарели - значит переливать из пустого в порожнее. Беда в том, что применение этих расценок все более стирает грань между реставрацией и новым строительством.
Несколько лет назад в Кириллове проходил международный семинар, на котором американский реставратор рассказывал о работах на доме Томаса Джефферсона, удивление и недоверие вызвали два приведенных им факта: работы длятся более 20 лет и реставраторы склеивают половинки кирпичей, а затем вставляют их в кладку. У нас работы «длятся» только из-за отсутствия финансирования, а все подлинные половинки и даже целые кирпичи вывозятся на свалку, поскольку ценовая политика отечественной реставрации никогда не стимулировала сохранение подлинных материалов и конструкций. Совершенно не случайно зарубежная теория и практика сохранения памятников ушла от термина «реставрация» и заменила его «консервацией».
Производство работ на деревянных памятниках особенно тем, что постоянно возникают нестандартные ситуации: выявляются новые приемы, детали, конструктивные особенности. Заказчик и подрядчик всегда стоят перед дилеммой: закрыть глаза на непредвиденные и необусловленные никакими сметами работы либо что-то изобретать. И тут возникает такое понятие, как применительная расценка, которая неизменно вызывает непонимание и раздражение со стороны контролирующих органов. Еще большее изумление вызывает существование двух смет на один объект, когда получаем смешанное финансирование. К примеру, в реставрации Ильинской церкви участвуют деньги федерального и областного бюджетов.
Первоначально была утверждена документация в сметно-нормативной базе, разрешенной МК РФ. Когда на этот же объект были выделены средства областного бюджета, существующая смета не была принята и пришлось составлять другую в иной нормативной базе.
Существующая нормативная база не позволяет надеяться на достижение гармонии в треугольнике памятник - заказчик - подрядчик.
Если подрядчик с заказчиком действуют исключительно в рамках разрешенных нормативов, то страдающей стороной остается памятник, нестандартные решения, как правило, делают уязвимыми и заказчика, и подрядчика.
Помимо вышеописанной, существует еще одна ситуация, когда заказчик оказывается в противоречивом положении. Я имею в виду отношения заказчика с проектировщиками и научно-методическим советом. При работе над деревянными памятниками корректировки проекта неизбежны, поскольку только при разборке или конкретной работе с каждым элементом вырисовывается полнота картины, в чем мы вполне убедились, занимаясь восстановлением Ильинской церкви.
В незначительных случаях заказчик в состоянии повлиять на выбор решения, но чаще всего требуется вмешательство методсовета.
Если решения, обсуждаемые и принимаемые между заказчиком и подрядчиком являются, как правило, вполне оперативными, то иначе обстоит дело с методсоветом. Из-за организационных сложностей (не все члены методсовета живут и работают в Москве) решения откладываются на длительное время.
Башня Сумского острога в стадии сборкив 000 «Реставрационный центр», г. Кириллов
Церковь Николая Чудотворца. 1767 г. Деревня Чистый Дор, Кирилловский район, Вологодская область
Практика подтверждает, что даже в случае, когда имеется хороший проект, одобренный методсоветом, может возникнуть необходимость пересмотра проектного решения. В этом отношении показательна история башни Сумского острога: пока методсовет собирался и обсуждал судьбу памятника, не стало последней деревянной крепостной башни России, ее распилили, чтобы кусочки старой древесины вставить в новодел.
Опыт музея в обсуждении проектной документации на стадии ее разработки и одобрения показывает, что участие заказчика на всех этапах рассмотрения и утверждения проекта очень важно. Но решения метод-совета принимаются, как правило, без заказчика или балансодержателя (часто это одно и тоже), что представляется в корне неверным.
Влияние заказчика на качество проектной документации напрямую связано с профессионализмом службы заказчика. В условиях провинциального городка с 8 тыс. населения (преобладают люди пенсионного возраста) очень непросто найти архитектора, инженера, специалиста по мониторингу недвижимых памятников, причем нужны люди, не просто обладающие архитектурными или инженерными знаниями, но владеющие спецификой реставрации. Музею потребовались годы сначала для того, чтобы убедить учредителя в необходимости выделения штатных единиц для формирования службы заказчика, а позднее - для подбора и обучения нужных специалистов.
Хотелось бы отметить еще одно существенное обстоятельство: в местах сосредоточения большого количества памятников служба заказчика, безусловно, необходима по месту действия. В последнее время вновь обозначилась тенденция к централизации всех процессов в стране. Периодически поступают предложения от разных фирм и учреждений выполнить те или иные действия, связанные с реставрацией(провести торги, выполнять функции заказчика и т. п.). Понятно, что привлекают деньги, возможность продвигать те фирмы, в которых есть заинтересованность.
В последние годы на вопрос о главной проблеме реставрации приходится отвечать: отсутствие квалифицированных кадров, а не отсутствие денег (их не хватает всегда).
Старая система подготовки реставрационных рабочих была очень несовершенна, но и она разрушилась, а новая не сложилась. На нехватку специалистов жалуются все - это проблема не отдельной отрасли, а страны в целом. Сейчас в разных регионах заговорили о создании учебных реставрационных центров, школ реставраторов и т. п., а разумеется, что каждый идеолог такого центра или школы пытается использовать разные источники финансирования, в т. ч. и государственные, (но далеко не везде подобные попытки подкреплены реальными возможностями: наличием методик, подготовленного преподавательского состава, базы практики и т. д.). Думается, что было бы разумно сообществу реставраторов договориться о приоритетах в обучении реставрационных кадров и выступить в поддержку уже сложившихся обучающих центров и школ, а не плодить новые.
Церковь Ильи Пророка. 1692 -1702 гг. Деревня Саминский Погост, Вытегорскийрайон, Вологодская область
Понимая первостепенность кадровой проблемы, музей активно содействовал созданию школы реставраторов в Кириллове в 2003 году. Ее учредителями выступили фонд Сороса, 000 «Карэнси» и местная администрация. На достижение согласия в этой триаде потребовалось почти два года, и если бы не вмешательство Губернатора Вологодской области, то школа едва ли бы состоялась. Несмотря на то, что готовится уже третий выпуск, статус школы очень неопределен из-за косности местной власти, ее нежелания содействовать профессиональному обучению и занятости молодежи.
Подводя итоги сказанному, следует отметить, что даже при самом благоприятном развитии отношений между заказчиком и подрядчиком, реставрация в современных условиях превращается в неоправданно сложный процесс в силу неразвитости рынка реставрационных услуг; извращенного толкования закона о торгах; ценовой политики, несоответствующей новым экономическим условиям; отсутствию профессиональных кадров.
Деревянное зодчество как наиболее хрупкая и уязвимая часть недвижимого наследия становится первоочередной жертвой нашей порочной реставрационной системы.
И в заключение несколько слов о перспективах использования входящей в состав музея деревянной Ильинской церкви, восстановительные работы на которой ведет в настоящее время 000 «Реставрационный центр - Архитектура, Производство, Обучение». Одна из главных бед деревянных храмов и часовен - они оказались в заброшенных или полностью разоренных деревнях.
Ильинская церковь входила в состав погоста, на котором до уничтожения в советское время стоял каменный храм Дмитрия Солунского. Вблизи находилась усадьба священников Бриллиантовых, церковно-приходская школа. Дом Бриллиантовых уцелел, но его в 30-е годы прошлого века перевезли в г. Кириллов.
Церковь Богоявления Господня. 1733 г.Деревня Палтога, Вытегорский район,Вологодская область.
В настоящее время музей разрабатывает концепцию развития Цыпинского погоста. Она предусматривает, помимо реставрации храма, реконструкцию дома Бриллиантовых и воссоздание усадьбы в целом как музейного комплекса, куда будут перемещены этнографические коллекции филиала «Музей фресок Дионисия». Методика восстановления Ильинского храма с использованием исторических технологий позволяет говорить о создании музея плотницкого ремесла, что, несомненно, придаст музею своеобразие, обогатит не только музейные возможности, но позволит более тесно сотрудничать со школой реставраторов, помогая процессу обучения и одновременно делая музей более привлекательным для посетителей.
Надежду на реализацию этих планов вселяет данное Губернатором Вологодской области В.Е. Позгалевым обещание построить на Цыпино дорогу и электролинию.
Первоисточник:
ДЕРЕВЯННОЕ ЗОДЧЕСТВО: ПРОБЛЕМЫ, РЕСТАВРАЦИЯ, ИССЛЕДОВАНИЯ. Сборник Методическое сопровождение мониторинга недвижимых памятников Вологодской области; Вологда 2005
BBCode-ссылка:
HTML-ссылка:
